пятница, 03 сентября 2010
Небо бумажно-белое и тротуары чисты. Перед барами на улице Thomas Street люди в одиночестве сидят за столиками, склонившись над сигаретами и телефонами. Я иду, чтобы встретиться с Hurts. Они работают под землей недалеко от сюда; пишут песни на цокольном этаже под центром Манчестера.
По пути в подвал я встречаю другую местную группу. Они суетятся и выглядят возбужденными. Они говорят мне, что уезжают с гастролей. Когда они узнают, что я иду к Hurts, солист ставит усилитель, который держал, и кажется, что он на грани слез. «Что эти двое делают там?» – спрашивает он.
Адам Андерсон и Тео Хатчкрафт сидят бок о бок на стульях. Комната маленькая и ее деревянный пол весь в пыли. Возле стены стоит звукозаписывающее оборудование, а в противоположном от нее углу – микрофон. Иногда Андерсон привлекает на колени гитару и настраивает ее на мгновение пробегая по ладам. Хатчкрафт достает из своего кармана расческу, играет ею между пальцев, затем убирает на место. Они оба кажутся разными, на первый взгляд. Андерсон, дальновидный и расчетливый. Хатчкрафт, рожденный быть поп-звездой. И, тем не менее, есть сильное чувство лояльности между двумя мужчинами. Прежде всего, они оба кажутся невозможно спокойными.
читать дальше
Прошло несколько месяцев с тех пор как они подписали контракт с Sony. Это решение было принято в Берлине, куда они вырвались, чтобы получить некоторое представление о своем положении и о возможных перспективах. Это был хаотический период. Даже в Берлине, как они говорят, они были разысканы главным директором немецкой звукозаписывающей компании. «Он сказал нам, что люди не удовлетворены, – говорит Хатчкрафт, улыбаясь. – И что они нуждаются в нашей музыке».
Тишина окружала Hurts в самом начале. Не было кричащих домашних вечеринок, сообщений в Твиттере, позерства и преувеличения. Они провели прошлый год в постоянном движении из одного пригорода в другой, проводя время в Broughton, Rusholme и Bellevue, а также Берлине (в последствии они выпустили EP диск под названием «The Belle Vue» – прим. пер.). Тайна окружает их обоих. Хотя уже сегодня, они выглядят расслабленными и с удовольствием рассказывают о своем прошлом.
«Мой отец был молочником в Hazel Grove в течение тридцати лет, – говорит Андерсон, монотонно, но весело. – Я действительно нигде не был, – добавляет он. – Мой дедушка был военным артистом. Он играл на банджо для Королевы».
Хатчкрафт говорит, что «родился в Северном Йоркшире. Я вернулся в Манчестер после долгого отсутствия. В детстве я путешествовал. У нас был трейлер, эдакий передвижной дом на колесах. Мы провели некоторое время в Австралии и на Ближнем Востоке». (Не уверена в переводе, как и в грамотности автора «in the middle-east» должно быть «in the Middle East» – прим. пер.).
Оба провели большую часть последних четырех лет на пособии по безработице. «Я сказал правительству, что я хотел бы быть ведущим ток-шоу, и они дали мне сорок четыре фунта в неделю, – говорит Андерсон. – Это было хорошо».
«Это было чудесно, – говорит Хатчкрафт. – У нас не было ничего».
В тоже время оба работали. В течение первой сессии Hurts Хатчкрафт путешествовал с British Super-Bikes, работая за кулисами (BSB – ежегодный чемпионат мотогонок – прим. пер.). Андерсон снимал собачьи гонки борзых на треке в Bellevue. Он все еще снимал собак, когда Hurts начали набирать силу. «Это было странно, – говорит он. – Одну минуту вы смотрите на человека, делающего инъекцию стероидов в заднюю лапу собаки, а в следующую вы разговариваете по телефону с Риком Рубином и он говорит, как ему нравится ваше видео». (Рик Рубин признан MTV «самым влиятельным продюсером последних двадцати лет» – прим. пер.).
Андерсон и Хатчкрафт встретились за пределами манчестерского ночного клуба накануне Рождества 2005 года. Их друзья пили пунш и двое из них стали говорить о музыке. В течение следующего года они общались только через Интернет из своих домов в Солфорде и Лонгсайте. Андерсон пересылал музыку. Хатчкрафт отправлял вокал. «Это было так, как будто мы не могли встречаться в общественных местах, – говорит Андерсон. – Может быть, это был твой (Хатчкрафтовский) образ жизни, я не знаю. Но мы делали музыку вместе прежде, чем мы узнали друг друга».
Их музыкальная база была разной. «Я научился петь на подпевках в клубах», – невозмутимо говорит Хатчкрафт. У Андерсона, между тем, было стремление писать музыку для телевидения. «Я написал музыку для пятого канала разок, – говорит он мне. – Но они возненавидели ее».
Предыдущей группой двух вдохновителей была «Daggers». Ни тому, ни другому не кажется неудобным говорить об этом периоде. С «Daggers» Хатчкрафт и Андерсон создали дискотечную группу. Гиперактивная поп-группа, которая разделила аудиторию.
«Daggers» были плотным шрамом. Они были агрессивны, враждебны и навязчивы в своих поисках. «Мы постоянно изучали песни, – говорит Хатчкрафт. – Все было быстро. Мы хотели написать совершенную поп-песню. Мы хотели построить величайшую поп-группу на планете. Мы не вполне могли это сделать».
Эксперимент с «Daggers» достиг своего пика в сентябре 2008 года, когда Хатчкрафт и Андерсон привезли свою группу в Лондон, чтобы сыграть на рекламном смотре наряду с сестрой Beyonce, Solange Knowles.
«Это была катастрофа, – говорит Андерсон. – Вы могли видеть как A&R мужчины обрамили комнату».
«Это прошло не так, как хотелось, – говорит Хатчкрафт. – Это было облегчением».
В конце 2008 года, Андерсон и Хатчкрафт вернулись в Манчестер. «Мы закончили. Нам нечего было делать». Они начали писать по-другому. «Это было очень легко, – говорит Хатчкрафт. – Песни только начали приходить. Совершенно различные. Мы не выдыхались, на самом деле, и не беспокоились. Мы были полны надежд и тоски. Мы только начали писать эти песни».
Как-то поздно вечером они написали песню под названием «Unspoken». Они записали ее немедленно и, прослушав ее один лишь раз, позвали всех участников «Daggers» и сказали им, что все кончено. На следующий день Hurts вылетели в Верону.
Этот период в Италии Хатчкрафт и Андерсон, кажется, скрывают больше всего. «Мы пошли искать итало-диско, – говорит Хатчкрафт, вынимая свою расческу из своего кармана и проводя ее зубчиками по своей ладони. – Но то, что мы нашли, оказалось диско-ленто. Вот и все».
Манчестерский слух говорит, что Hurts выступали достаточно часто в течение месяца, проведенного в Вероне. Но оба – Хатчкрафт и Андерсон – безразличны по этому вопросу. «Это закончилось, – говорит Андерсон. – Мы остановились в доме Сопрано. Но она была любительским Сопрано». И с этим мы идем дальше.
Они играют для меня музыку при умеренной громкости. Часто эти моменты могут быть довольно мучительными; усевшись на стульях с музыкантами слушать их творения. Но в этот раз все совсем иначе. Атмосфера спокойная, и я чувствую странное умиротворение.
Когда начинается первая песня, я понимаю, что у меня нет никаких предубеждений, никаких ожиданий. Это редкое состояние и оно очень хорошее. То, что я слышу, звучит немного похоже на самоуверенного исполнителя эпических баллад, которого я ассоциирую с американским R&B. Музыка объемна, уверена и связана с радостью. Есть ощущение, что у Hurts открыты горизонты, у них интригующие и легкие отношения с современной музыкой. Они занимаются написанием песен непредубежденно, без ограничений. Это кажется чем-то освежающим, сродни первому неуверенному шагу. Но оно не страдает от холодности и здесь нет трюка, соединяющего жанры. У Hurts есть эмоциональная основа.
Если их звук напоминает глобальную и их собственную историю, кажущуюся странно европейской, то есть также сильное манчестерское влияние, оказываемое на Hurts. Андерсон действительно оживляется, только говоря о пригороде, в котором он пишет. «Broughton, – говорит он, почти с тоской. – Broughton – красивый район». (Broughton – это центральная часть английского города Солфорд – прим. пер.).
Манчестер Хатчкрафта – теплый, застеленный туманом мир скорее Валетта, чем спичечника Л. С. Лаури (описание данной картины поможет понять разницу bigpainting.ru/content/lauri-lourens-stefen – прим. пер.).
«Действительно, – говорит он. – По-моему, глядя со стороны, Манчестер не является ярким местом или местом для мачо, в частности. Вполне облагороженный. Он обнадеживающий и суровый. Манчестер уважает свое наследие. В нем речь идет только о развитии, а не восстановлении. Примерно тоже можно сказать и о Hurts.
«Я наслаждаюсь статистикой и спортивными страстями, – твердо отвечает Андерсон, когда я спрашиваю, чем же он еще занимается. – Я хочу, построить эхо-комнату когда-нибудь. Я люблю музыку. Она заполняет пустоту во мне, я чувствую. По крайней мере, ее часть».
«Всю жизнь я боролся со своими хобби», – говорит Хатчкрафт, и кусает кончик большого пальца. «Я люблю Отиса Рединга и дуэт The Righteous Brothers, – говорит он, спустя некоторое время. – Мне нравится соул музыка. Я люблю сильные голоса. Мы также оба вдохновлены саундтреками к фильмам, и... – он вновь кусает кончик пальца и его лоб немного морщинится. «Мне кажется, что я очарован женскими эмоциями, – говорит он. – Я имею в виду, я заинтересован в них. Они влияют на меня...» На мгновение он прикрывает рот ладонью. Потом он улыбается, смотрит мне в глаза и говорит: «Я слушаю Принса». (Принс – пятикратный обладатель музыкальной премии ГРЭММИ, посмотрите вконтакте его клип «Alphabet Street» – прим. пер.).
Это как находиться в эпицентре бури. Я провожу с ними час, беззвучный телефон вибрирует и часто мигает, но всегда игнорируются. Андерсон и Хатчкрафт просто безмятежно сидят на стульях, бок о бок. Их высказывания, порой, резки и спускают с небес на землю. И все-таки есть что-то эдакое в этих двоих, что-то теплое, с чувством юмора, неземное. Давление и ожидание, кажется, не тяготят ни одного из них. Они обсуждают куриный ресторан «Nandos». Они говорят о влиянии конкретной музыки на группу (конкретная музыка (фр. musique concrète) – стиль, в основе которого лежит не мелодическая мысль, а совокупность природных шумов и звуков, подвергнутых искажению – прим. пер.). Они музыканты, которые имеют твердую веру в свое вИдение. Они говорят о своем дебютном альбоме с чувством волнения, чувством чистой радости и с полной уверенностью в своей способности встряхнуть людей и увлечь их. Когда я ухожу, они сразу же запирают дверь.
Снаружи на тротуаре местная группа, с которой я столкнулся ранее, сейчас загружает свое оборудование в синий автобус.
«Что они говорили?» – спрашивает ведущий солист, нервно усевшийся на своих тоненьких ножках, затягиваясь сигаретой.
«То да се, на самом деле», – говорю я.
Я стою и смотрю, как они перетаскивают свое оборудование и, на мгновение, я кажусь себе немного похожим на Hurts.Под этим тротуаром.
Создается музыка.
Невозможно спокойно.
@темы:
Hurts,
Интервью