Голова до прелести пуста, оттого что сердце — слишком полно! (М. Цветаева)
— Это будет ваш первый тур в Восточной Европе. Чего вы ожидаете от России и Украины?
Адам Андерсон: — Легко сказать, что мы ожидаем увидеть много медведей, снега и водки. Но это не будет правдой.
Тео Хатчкрафт: — Мы ожидаем хорошего зала с отличным звуком и толпой фанов. Последние – наше наибольшее ожидание.
читать дальше
— Какими знаниями о России и Украине можете похвастаться?
Адам Андерсон: — Букеры говорят, что у вас исключительная публика, у которой очень хороший музыкальный вкус.
Тео Хатчкрафт: — И очень боевая. Первым, что мы сумели нагуглить по запросу «украинские фаны», стала фейсбук-петиция против высоких цен на киевский концерт Muse.
— И что думаете об этой петиции?
Адам Андерсон: — Не могу ничего сказать, так как не знаю деталей. Но думаю, если человек считает что-то несправедливым и борется с этим, то нужно идти до конца.
Тео Хатчкрафт: — Так, что удачи ребятам из Украины. Надеюсь, что правда будет на их стороне.
— У вас есть интересная история о формировании группы. Правда, что вы едва не подрались?
Адам Андерсон: — Неправда. Но вот наши друзья – да. Мы, собственно, так и познакомились — года четыре назад вышли с друзьями из ночного клуба на «разборку». Но вместо того, чтобы бить друг другу морды, решили поговорить. И пока наши страстные приятели выясняли отношения, мы с Тео говорили о музыке, наших вкусах и предпочтениях. Наверное, в то время мне был необходим такой человек, как он. А Тео – такой человек, как я. Фактически с того момента мы и стали вместе писать музыку.
Тео Хатчкрафт: — Мы пишем музыку вместе почти пять лет, хотя изначально представляли себя так называемыми «композиторами в тени», сочиняющими для других. Мы экспериментировали с нашими предыдущими проектами, используя их, как своеобразный плацдарм для новых работ. Однако, затем кардинально изменили музыкальный стиль.
— Перед Hurts у вас была группа, которая называлась Daggers. Чего вы хотели достигнуть, когда оставили Daggers и начали Hurts?
Адам Андерсон: — Просто мы конкретно перегорели, пытаясь понравиться большому количеству людей, и индустрии звукозаписи, которая может быть весьма жестокой. Поэтому решили начать все с начала — вернуть при помощи новой группы контроль над ситуацией. И в рамках нового проекта — Hurts — стали делать все самостоятельно, без чьих-либо советов или помощи. Это оказалось чем-то вроде защитной реакции на то, что с происходило с нами во времена Daggers. И вдруг, неожиданно, наша песня «Wonderful Life» начала расползаться по всему интернету и нами заинтересовалась куча лейблов.
— Раз у вас все стало получаться в автономном режиме, зачем вы в итоге заключили контракт с мейджором?
Тео Хатчкрафт: — Думаю, что мы перестали гореть и слегка обмякли. Самое главное преимущество мейджоров заключается в том, что они могут взять вашу идею и развить до планетарного масштаба. У нас не было вариантов ответить «нет». Потому что, на самом-то деле, это мечта любой группы — получить контракт на запись.
— Учитывая нынешний ежесекундный вал новых альбомов, кажется, довольно трудно делать такие песни, чтобы слушатели обращали внимание не только на музыку, но и на тексты. Но вам, вроде, это вполне удается.
Адам Андерсон: — Мы очень ответственно подходим к процессу. Со стороны кажется, все очень просто: вот синтезатор, вот — микрофон, музыка — далеко не самая сложная. Но на деле творческий процесс занимает месяцы. Наши тексты – тесно связаны с мелодиями, в которых мы пытаемся совместить некую радостную попсовость с чем-нибудь более темным. Симбиоз, надеемся, выглядит весьма интересно.
Тео Хатчкрафт: — Хорошо, что ты заметил это. Потому что сочинение и музыки, и текстов у нас занимает примерно одинаковое количество времени.
— Вы называете свои песни «танцевальной музыкой для депрессии», но ваш альбом называется «Счастье» (Happiness). Нет тут противоречия?
Адам Андерсон: — Думаю, что нет. Понимаешь, дело в том, что мы бы продолжали заниматься музыкой даже, если бы оказались безработными и наши жизни были бы ужасными. Ведь всегда остается надежда. И, на самом-то деле, наша жизнь, до недавнего времени, была как раз довольно ужасна, но мы хотели чувствовать себя счастливыми, поэтому и назвали альбом «Счастье». Это желание — быть счастливым — само по себе невероятно острое, и еще долго будет стимулом для авторов песен заниматься тем, чем они занимаются.
— Хорошо, вы не делаете грустную музыку, а сочиняете «обнадеживающую» музыку. Вы не думали, что часто «обнадеживающая» музыка еще более грустная, так как слушатель знает, что в итоге все закончится плохо?
Тео Хатчкрафт: — Думаю, что «обнадеживающая» музыка, в этом смысле, сильнее резонирует. Чрезмерно грустная музыка и чрезмерно счастливая музыка, как по мне, — мало эффективны. Потому что эмоции уровня действительно безутешного отчаяния или счастья формата «о-Боже-нарисуй-мне-лицо-неоном-и-дай-пятак» – в реальной жизни труднодостижимы. Стоит сказать, что много песен Daggers были весьма фантастическими в смысле лирики. И, возможно, еще и поэтому у нас все получилось с Hurts, и не получилось с прошлой группой — в рамках Hurts, уверен, мы пишем тексты о вполне нормальных, земных вещах. Иногда, конечно, задумываешься: «Зачем мне писать о каждодневном? Разве это не будет скучным?» Но, в конечном счете, оказывается, что каждодневное цепляет намного сильней. Так что, возможно, обнадеживающая музыка и может быть грустной, но также она бывает и веселой.
— Правда ли то, что предложение, сделанное вам британской музыкальной индустрией, было едва ли не самым привлекательным на этом рынке за последние несколько лет?
Тео Хатчкрафт: — Я не сильно во всем этом разбираюсь, так что, честно, не знаю. Зато знаю, что самыми важными пунктами, которые мы включили в наш контракт, были расческа, зонтик и два билета на «Евровидение». Мы их, кстати, до сих пор не получили, поэтому выпуск следующего альбома находится у нас в подвешенном состоянии.
— Вы записывали альбом в Гетеборге и Манчестере. Манчестер — понятно, но почему Гетеборг?
Адам Андерсон: — Со-продюсером альбома был швед по имени Йонас Квант, который живет в Гетеборге. Его идеи, которые мы воплотили на пластинке, оказались достаточно важными и существенными. Швеция – очень просторная (что может, конечно, показаться странным) организованная и чистая страна. Йонас – точно такой же. Бывало, мы высылали ему песни с кучей наслоенных друг на друга партий, а он прослушивал все и оставлял только самые лучшие. Он действительно здорово нам помог. Иногда мы просто сходили с ума в нашей маленькой манчестерской студии, а каждое письмо Йонаса возвращало нам вдохновение. Словом, это было чудное сотрудничество, и нам очень повезло, что мы нашли Кванта.
Тео Хатчкрафт: — Когда мы начали запись альбома, то решили не слушать никакой другой музыки. Так, что за год мы не прослушали ни одной пластинки, ни одной песни по радио или телевизору. Выключали его, как только там начинало что-то играть. Это была вынужденная мера — только так мы могли полностью сосредоточиться на работе.
— Альбом очень сильно напоминает звучание Depeche Mode конца 80-х.
Адам Андерсон: — Depeche Mode – единственная группа, которая повлияла на мой композиторский подход. Их музыка словно проходит сквозь меня. Такие группы, как Tears For Fears и Depeche Mode – они безупречны. Вокруг них хорошо ощутимая атмосфера, а сама музыка – невероятно технична и интересна. Нам очень хотелось так же ощущать и наше творчество. И, на самом деле, это как раз то, что мы переняли у Depeche Mode, а не вокальные партии, как некоторые говорят.
— Вы из тех молодых групп, которые очарованы 80-ми?
Тео Хатчкрафт: — Верьте или нет, но Depeche Mode — единственное, что повлияло на нас из того десятилетия. А так, мы слушаем Брайана Таггерта — американского сонграйтера, кучу американской поп-музыки, еще —Take That, уйму саундреков к фильмам 90-х. Так что как-то особенно 80-е на нас не повлияли. И пускай все говорят о Pet Shop Boys, когда слышат наше название. Лично я вообще не чувствую их влияния на Hurts.
— Вы, конечно, хотели бы поработать с Depeche Mode?
Адам Андерсон: — Алан Уайлдер – это мой герой на все времена. Он, как Господь Бог – был одним, из моих вдохновителей при написании аранжировок к альбому. Мартин Гор может взять гитару и наиграть пару песен, а Уайлдер был тем, кто создавал уникальную атмосферу DM.
Тео Хатчкрафт: — Мы старались делать все с чистого листа. Скажем, наш продюсер впервые попробовал себя в этой роли именно на Hurts, а наш фотограф никогда до нас не снимал участников музыкальных групп. Понимаешь, для нас важно быть первыми Hurts, а не вторыми кем-либо. Конечно, любой может находиться под впечатлением от чего-либо, но мы уж точно не собираемся делать ретро-музыку.
— Вы говорили, что во время записи, главным образом, находились под впечатлением от женщин.
Адам Андерсон: — На протяжении всего альбома мы стараемся говорить о человеческих отношениях с мужской точки зрения. Когда делали первую песню — «Silver Lining» — то обнаружили, что окружающие нас женщины несчастны. Песня в итоге получилась о том, как мы им сопереживаем. Впрочем, каждая композиция на пластинке где-то об этом, поэтому наш альбом можно спокойно называть «альбомом для женщин».
— У вас на песне «Devotion» поет Кайли Миноуг. Как вы ее уговорили?
Тео Хатчкрафт: — Да просто попросили. Мы уже закончили альбом, и с бутылкой красного вина пошли в студию его слушать. В процессе пришли к выводу, что «Devotion» не хватает женского вокала. Учитывая то, что мы были достаточно выпившие, то все наши размышления на тему: «Кого бы пригласить?» свелись к: «А, черт с ним, давай напишем Кайли Миноуг». И, к нашему удивлению, она ответила, сказав, что песня ей нравится. А уже через два дня мы встретились в студии.
— И как вам с ней работалось?
Адам Андерсон: — Это был довольно сюрреалистичное сотрудничество. И, по своему, смешное. То, что мы хотели от Кайли, она уже делала в 90-х, записываясь с Ником Кейвом и работав с Manic Street Preachers. Я думаю, это другая сторона ее индивидуальности, которая часто, к сожалению, остается в тени. Для Миноуг мы выбрали песню, которая бы более подошла, скажем, Кейт Буш.
— Сильной женской иконографией ваши видео напоминают обложки The Smiths, нуар-фильмы и картины Хичкока. Вы так специально делаете?
Тео Хатчкрафт: — Во-первых, мы пытаемся делать клипы максимально просто: берем хорошую идею и стараемся ее реализовать. Что касается женщин, то мы любим в них жесткость, потому снимаем в основном жительниц Восточной Европы — в них есть особенная крутизна. В общем, все, что мы делаем, — это пробуем пропустить мужской портрет сквозь череду жестких женских лиц. Кажется, этот образ вполне соответствует нашей музыке.
— Хотелось бы узнать, что случилось с женщиной-танцором из «Wonderful Life»
Адам Андерсон: — И нам.
Тео Хатчкрафт: — Она исчезла, и мы не можем ее найти. Мы пытались, но все, что у нас получилось – это новый клип.
— В смысле? Вы переделали старый?
Тео Хатчкрафт: — Нет, мы просто сделали его продолжение, вдохновившись тем, что мы не можем найти ту девушку из первого клипа. Она появилась, она исчезла, и мы провели полтора года в отчаянных поисках.
Адам Андерсон: — Мне кажется, что я видел ее. Когда шел в магазин, то заметил девушку, которая пробегала мимо и посмотрела мне прямо в глаза. Я до сих пор убежден, что это была она.
Тео Хатчкрафт: — Когда мы собирались снимать первый клип, то нам понадобилась девушка, которая умеет хорошо танцевать. Только не профессиональная танцовщица, а, скорее, кто-то с ярко выраженной индивидуальностью. И мы повесили объявление в магазине: «Требуется девушка для поп-видео, должна быть в черном, приходить туда-то в такое-то время». Потом начали ждать, особенно ни на что не надеясь. И тут вошла она с какой-то очень болтливой подругой. Так как эта девушка оказалась единственной, кто отозвался на наше объявление, я включил камеру и сказал: «Вот тебе песня, танцуй». Она начала танцевать, да так, что мы не могли глаз от нее отвести.
Через полтора часа, когда все закончилось, Адам дал ей 20 фунтов, поблагодарил и на этом все. В то время мы практически не думали о видео, мы лишь только начали проект и хотели посмотреть, понравится он людям или нет. Но оказалось, что все только об этой девушке и спрашивали, каждый комментарий был о ней, везде, где мы появлялись, люди хотели знать, кто она и где находится. Мы пытались выяснить, где она живет, но так и не смогли ее найти. В общем, мы решили по этому поводу сделать новое видео.
— Вы концерты вдвоем даете или у вас есть гастрольный состав?
Адам Андерсон: — Наши живые выступления, своего рода, расширенная версия альбома. Группа Hurts по-прежнему состоит только из двух участников, но для нас важно разделять то, что происходит во время записи и то, что мы делаем на концертах. Словом, на выступления мы приглашаем дополнительных музыкантов. Например, с нами ездит двухметровый оперный певец, который исполняет все бэк-вокальные партии.
— Я думал, что это просто слухи.
Тео Хатчкрафт: — Нет, это правда. Он просто огромный, действительно гигант. Еще у нас есть барабанщик и клавишник. Мы потратили много времени на репетиции концертных выступлений. И в итоге наш концертный вариант альбома звучит несколько не так, как студийный.
Источник: znaki.fm
Адам Андерсон: — Легко сказать, что мы ожидаем увидеть много медведей, снега и водки. Но это не будет правдой.
Тео Хатчкрафт: — Мы ожидаем хорошего зала с отличным звуком и толпой фанов. Последние – наше наибольшее ожидание.
читать дальше
— Какими знаниями о России и Украине можете похвастаться?
Адам Андерсон: — Букеры говорят, что у вас исключительная публика, у которой очень хороший музыкальный вкус.
Тео Хатчкрафт: — И очень боевая. Первым, что мы сумели нагуглить по запросу «украинские фаны», стала фейсбук-петиция против высоких цен на киевский концерт Muse.
— И что думаете об этой петиции?
Адам Андерсон: — Не могу ничего сказать, так как не знаю деталей. Но думаю, если человек считает что-то несправедливым и борется с этим, то нужно идти до конца.
Тео Хатчкрафт: — Так, что удачи ребятам из Украины. Надеюсь, что правда будет на их стороне.
— У вас есть интересная история о формировании группы. Правда, что вы едва не подрались?
Адам Андерсон: — Неправда. Но вот наши друзья – да. Мы, собственно, так и познакомились — года четыре назад вышли с друзьями из ночного клуба на «разборку». Но вместо того, чтобы бить друг другу морды, решили поговорить. И пока наши страстные приятели выясняли отношения, мы с Тео говорили о музыке, наших вкусах и предпочтениях. Наверное, в то время мне был необходим такой человек, как он. А Тео – такой человек, как я. Фактически с того момента мы и стали вместе писать музыку.
Тео Хатчкрафт: — Мы пишем музыку вместе почти пять лет, хотя изначально представляли себя так называемыми «композиторами в тени», сочиняющими для других. Мы экспериментировали с нашими предыдущими проектами, используя их, как своеобразный плацдарм для новых работ. Однако, затем кардинально изменили музыкальный стиль.
— Перед Hurts у вас была группа, которая называлась Daggers. Чего вы хотели достигнуть, когда оставили Daggers и начали Hurts?
Адам Андерсон: — Просто мы конкретно перегорели, пытаясь понравиться большому количеству людей, и индустрии звукозаписи, которая может быть весьма жестокой. Поэтому решили начать все с начала — вернуть при помощи новой группы контроль над ситуацией. И в рамках нового проекта — Hurts — стали делать все самостоятельно, без чьих-либо советов или помощи. Это оказалось чем-то вроде защитной реакции на то, что с происходило с нами во времена Daggers. И вдруг, неожиданно, наша песня «Wonderful Life» начала расползаться по всему интернету и нами заинтересовалась куча лейблов.
— Раз у вас все стало получаться в автономном режиме, зачем вы в итоге заключили контракт с мейджором?
Тео Хатчкрафт: — Думаю, что мы перестали гореть и слегка обмякли. Самое главное преимущество мейджоров заключается в том, что они могут взять вашу идею и развить до планетарного масштаба. У нас не было вариантов ответить «нет». Потому что, на самом-то деле, это мечта любой группы — получить контракт на запись.
— Учитывая нынешний ежесекундный вал новых альбомов, кажется, довольно трудно делать такие песни, чтобы слушатели обращали внимание не только на музыку, но и на тексты. Но вам, вроде, это вполне удается.
Адам Андерсон: — Мы очень ответственно подходим к процессу. Со стороны кажется, все очень просто: вот синтезатор, вот — микрофон, музыка — далеко не самая сложная. Но на деле творческий процесс занимает месяцы. Наши тексты – тесно связаны с мелодиями, в которых мы пытаемся совместить некую радостную попсовость с чем-нибудь более темным. Симбиоз, надеемся, выглядит весьма интересно.
Тео Хатчкрафт: — Хорошо, что ты заметил это. Потому что сочинение и музыки, и текстов у нас занимает примерно одинаковое количество времени.
— Вы называете свои песни «танцевальной музыкой для депрессии», но ваш альбом называется «Счастье» (Happiness). Нет тут противоречия?
Адам Андерсон: — Думаю, что нет. Понимаешь, дело в том, что мы бы продолжали заниматься музыкой даже, если бы оказались безработными и наши жизни были бы ужасными. Ведь всегда остается надежда. И, на самом-то деле, наша жизнь, до недавнего времени, была как раз довольно ужасна, но мы хотели чувствовать себя счастливыми, поэтому и назвали альбом «Счастье». Это желание — быть счастливым — само по себе невероятно острое, и еще долго будет стимулом для авторов песен заниматься тем, чем они занимаются.
— Хорошо, вы не делаете грустную музыку, а сочиняете «обнадеживающую» музыку. Вы не думали, что часто «обнадеживающая» музыка еще более грустная, так как слушатель знает, что в итоге все закончится плохо?
Тео Хатчкрафт: — Думаю, что «обнадеживающая» музыка, в этом смысле, сильнее резонирует. Чрезмерно грустная музыка и чрезмерно счастливая музыка, как по мне, — мало эффективны. Потому что эмоции уровня действительно безутешного отчаяния или счастья формата «о-Боже-нарисуй-мне-лицо-неоном-и-дай-пятак» – в реальной жизни труднодостижимы. Стоит сказать, что много песен Daggers были весьма фантастическими в смысле лирики. И, возможно, еще и поэтому у нас все получилось с Hurts, и не получилось с прошлой группой — в рамках Hurts, уверен, мы пишем тексты о вполне нормальных, земных вещах. Иногда, конечно, задумываешься: «Зачем мне писать о каждодневном? Разве это не будет скучным?» Но, в конечном счете, оказывается, что каждодневное цепляет намного сильней. Так что, возможно, обнадеживающая музыка и может быть грустной, но также она бывает и веселой.
— Правда ли то, что предложение, сделанное вам британской музыкальной индустрией, было едва ли не самым привлекательным на этом рынке за последние несколько лет?
Тео Хатчкрафт: — Я не сильно во всем этом разбираюсь, так что, честно, не знаю. Зато знаю, что самыми важными пунктами, которые мы включили в наш контракт, были расческа, зонтик и два билета на «Евровидение». Мы их, кстати, до сих пор не получили, поэтому выпуск следующего альбома находится у нас в подвешенном состоянии.
— Вы записывали альбом в Гетеборге и Манчестере. Манчестер — понятно, но почему Гетеборг?
Адам Андерсон: — Со-продюсером альбома был швед по имени Йонас Квант, который живет в Гетеборге. Его идеи, которые мы воплотили на пластинке, оказались достаточно важными и существенными. Швеция – очень просторная (что может, конечно, показаться странным) организованная и чистая страна. Йонас – точно такой же. Бывало, мы высылали ему песни с кучей наслоенных друг на друга партий, а он прослушивал все и оставлял только самые лучшие. Он действительно здорово нам помог. Иногда мы просто сходили с ума в нашей маленькой манчестерской студии, а каждое письмо Йонаса возвращало нам вдохновение. Словом, это было чудное сотрудничество, и нам очень повезло, что мы нашли Кванта.
Тео Хатчкрафт: — Когда мы начали запись альбома, то решили не слушать никакой другой музыки. Так, что за год мы не прослушали ни одной пластинки, ни одной песни по радио или телевизору. Выключали его, как только там начинало что-то играть. Это была вынужденная мера — только так мы могли полностью сосредоточиться на работе.
— Альбом очень сильно напоминает звучание Depeche Mode конца 80-х.
Адам Андерсон: — Depeche Mode – единственная группа, которая повлияла на мой композиторский подход. Их музыка словно проходит сквозь меня. Такие группы, как Tears For Fears и Depeche Mode – они безупречны. Вокруг них хорошо ощутимая атмосфера, а сама музыка – невероятно технична и интересна. Нам очень хотелось так же ощущать и наше творчество. И, на самом деле, это как раз то, что мы переняли у Depeche Mode, а не вокальные партии, как некоторые говорят.
— Вы из тех молодых групп, которые очарованы 80-ми?
Тео Хатчкрафт: — Верьте или нет, но Depeche Mode — единственное, что повлияло на нас из того десятилетия. А так, мы слушаем Брайана Таггерта — американского сонграйтера, кучу американской поп-музыки, еще —Take That, уйму саундреков к фильмам 90-х. Так что как-то особенно 80-е на нас не повлияли. И пускай все говорят о Pet Shop Boys, когда слышат наше название. Лично я вообще не чувствую их влияния на Hurts.
— Вы, конечно, хотели бы поработать с Depeche Mode?
Адам Андерсон: — Алан Уайлдер – это мой герой на все времена. Он, как Господь Бог – был одним, из моих вдохновителей при написании аранжировок к альбому. Мартин Гор может взять гитару и наиграть пару песен, а Уайлдер был тем, кто создавал уникальную атмосферу DM.
Тео Хатчкрафт: — Мы старались делать все с чистого листа. Скажем, наш продюсер впервые попробовал себя в этой роли именно на Hurts, а наш фотограф никогда до нас не снимал участников музыкальных групп. Понимаешь, для нас важно быть первыми Hurts, а не вторыми кем-либо. Конечно, любой может находиться под впечатлением от чего-либо, но мы уж точно не собираемся делать ретро-музыку.
— Вы говорили, что во время записи, главным образом, находились под впечатлением от женщин.
Адам Андерсон: — На протяжении всего альбома мы стараемся говорить о человеческих отношениях с мужской точки зрения. Когда делали первую песню — «Silver Lining» — то обнаружили, что окружающие нас женщины несчастны. Песня в итоге получилась о том, как мы им сопереживаем. Впрочем, каждая композиция на пластинке где-то об этом, поэтому наш альбом можно спокойно называть «альбомом для женщин».
— У вас на песне «Devotion» поет Кайли Миноуг. Как вы ее уговорили?
Тео Хатчкрафт: — Да просто попросили. Мы уже закончили альбом, и с бутылкой красного вина пошли в студию его слушать. В процессе пришли к выводу, что «Devotion» не хватает женского вокала. Учитывая то, что мы были достаточно выпившие, то все наши размышления на тему: «Кого бы пригласить?» свелись к: «А, черт с ним, давай напишем Кайли Миноуг». И, к нашему удивлению, она ответила, сказав, что песня ей нравится. А уже через два дня мы встретились в студии.
— И как вам с ней работалось?
Адам Андерсон: — Это был довольно сюрреалистичное сотрудничество. И, по своему, смешное. То, что мы хотели от Кайли, она уже делала в 90-х, записываясь с Ником Кейвом и работав с Manic Street Preachers. Я думаю, это другая сторона ее индивидуальности, которая часто, к сожалению, остается в тени. Для Миноуг мы выбрали песню, которая бы более подошла, скажем, Кейт Буш.
— Сильной женской иконографией ваши видео напоминают обложки The Smiths, нуар-фильмы и картины Хичкока. Вы так специально делаете?
Тео Хатчкрафт: — Во-первых, мы пытаемся делать клипы максимально просто: берем хорошую идею и стараемся ее реализовать. Что касается женщин, то мы любим в них жесткость, потому снимаем в основном жительниц Восточной Европы — в них есть особенная крутизна. В общем, все, что мы делаем, — это пробуем пропустить мужской портрет сквозь череду жестких женских лиц. Кажется, этот образ вполне соответствует нашей музыке.
— Хотелось бы узнать, что случилось с женщиной-танцором из «Wonderful Life»
Адам Андерсон: — И нам.
Тео Хатчкрафт: — Она исчезла, и мы не можем ее найти. Мы пытались, но все, что у нас получилось – это новый клип.
— В смысле? Вы переделали старый?
Тео Хатчкрафт: — Нет, мы просто сделали его продолжение, вдохновившись тем, что мы не можем найти ту девушку из первого клипа. Она появилась, она исчезла, и мы провели полтора года в отчаянных поисках.
Адам Андерсон: — Мне кажется, что я видел ее. Когда шел в магазин, то заметил девушку, которая пробегала мимо и посмотрела мне прямо в глаза. Я до сих пор убежден, что это была она.
Тео Хатчкрафт: — Когда мы собирались снимать первый клип, то нам понадобилась девушка, которая умеет хорошо танцевать. Только не профессиональная танцовщица, а, скорее, кто-то с ярко выраженной индивидуальностью. И мы повесили объявление в магазине: «Требуется девушка для поп-видео, должна быть в черном, приходить туда-то в такое-то время». Потом начали ждать, особенно ни на что не надеясь. И тут вошла она с какой-то очень болтливой подругой. Так как эта девушка оказалась единственной, кто отозвался на наше объявление, я включил камеру и сказал: «Вот тебе песня, танцуй». Она начала танцевать, да так, что мы не могли глаз от нее отвести.
Через полтора часа, когда все закончилось, Адам дал ей 20 фунтов, поблагодарил и на этом все. В то время мы практически не думали о видео, мы лишь только начали проект и хотели посмотреть, понравится он людям или нет. Но оказалось, что все только об этой девушке и спрашивали, каждый комментарий был о ней, везде, где мы появлялись, люди хотели знать, кто она и где находится. Мы пытались выяснить, где она живет, но так и не смогли ее найти. В общем, мы решили по этому поводу сделать новое видео.
— Вы концерты вдвоем даете или у вас есть гастрольный состав?
Адам Андерсон: — Наши живые выступления, своего рода, расширенная версия альбома. Группа Hurts по-прежнему состоит только из двух участников, но для нас важно разделять то, что происходит во время записи и то, что мы делаем на концертах. Словом, на выступления мы приглашаем дополнительных музыкантов. Например, с нами ездит двухметровый оперный певец, который исполняет все бэк-вокальные партии.
— Я думал, что это просто слухи.
Тео Хатчкрафт: — Нет, это правда. Он просто огромный, действительно гигант. Еще у нас есть барабанщик и клавишник. Мы потратили много времени на репетиции концертных выступлений. И в итоге наш концертный вариант альбома звучит несколько не так, как студийный.
Источник: znaki.fm
-
-
05.04.2011 в 09:50А в целом — очень хорошее интервью тем, что целый отрепетированный набор штампов собран, которые они лепят всегда и везде)
-
-
05.04.2011 в 12:19-
-
05.04.2011 в 12:21-
-
05.04.2011 в 13:03-
-
06.04.2011 в 18:51